Вот мой новый рассказ.

***

С Н мы расстались полтора года назад. Я ушел от нее, и с тех пор мы ни разу не виделись.

Вчера я стоял в зале концертного клуба «Ласточка» в городе Санкт-Петербурге. Там проходил как бы рок-концерт. Меня позвал туда К, он спросил: «Ну так что, ты пойдешь?»

Я стоял в меховой шапке, похожей на зимние шапки арестантов и полицейских, и кружевном платке, повязанном вокруг шеи. Передо мной была сцена. Я оглянулся и увидел Н: она говорила с А, ее близкой подругой. Лицо Н мне показалось уставшим. Но я не думаю, что она пришла сюда после долгой работы, ее усталость была в другом.

Увидев Н, я отошел к стене, чтобы немного затеряться в толпе и не встретиться с ней лицом к лицу. Потом подумал, что стоит лучше уйти и пошел в сторону выхода. Повернулся, сделал два шага и встретился лицом к лицу с Н.

Она стояла в черной шубе из искусственного меха, коротком платье на голое тело (хотя стояла зима), ботинках на высокой подошве; на веках — бирюзовые блестки. Вот как она выглядела вчера!

Мы встретились лицом к лицом (то есть таким образом, которого я хотел избежать), между нами было не больше места, чем между близкими людьми, ожидающими объятия. Я сделал жест рукой, который делают, когда хотят поздороваться. Ничего не успел сказать, да и нельзя было ничего сказать — все было заполнено громкой визгливой музыкой. Я сделал жест и сразу осекся. Н посмотрела на меня и сказала: «Пошел нахуй».

***

Не знаю, зачем я остался до конца концертного выступления. Но когда выходил, то увидел еще раз Н, стоящую неподалеку от выхода вместе с друзьями. Я совсем забыл, что она все еще тут. Мне захотелось подойти к ней и сказать: «Давай все-таки поговорим, не чужие друг другу люди все-таки». Но увидел, как это будет: я подойду, скажу свое, она посмотрит, сделает очень короткую — ту, что можно даже услышать, — паузу и скажет еще раз, зазвучит эта фраза как эхо: «Пошел нахуй», «Пошел нахуй», «Пошел нахуй»…

Я услышал, как она и ее друзья собираются куда-то поехать. Когда-то, когда мы с Н были вместе, это были и мои друзья. Сейчас они только поздоровались со мной..

Я подумал: «Что я все лезу к Н, нужно оставить ее в покое и дать спокойно пережить наш разрыв, который дается ей гораздо труднее, чем мне». А потом подумал, что раз ей трудно, а я ее все-таки неплохо знаю, то выходит, что наверняка могу ей помочь.

Вот какая мысль пришла ко мне в голову.

Я подошел к Н и ее друзьям, они уже садились в такси. Но оказалось, что мест в машине не хватает, и не хватает только для Н: другие уселись как парочки и молча выглядывали из окон.

Н стояла возле машины и настойчиво уговаривала водителя разрешить ей ехать четвертой на заднем сидении. Она с усилием ему улыбалась, даже, кажется, пыталась подмигнуть. Я стоял позади нее. На ее русые волосы падал резкий желтый свет уличного фонаря. Они казались позолоченными.

«Давай твои друзья поедут к себе, а я тебя провожу туда. На ходу мы немного поговорим, а потом ты пойдешь дальше проводить с ними время», — сказал я.

Ее друзья высунули свои головы под падающий свет и снег. Посмотрели на меня, потом на нее. Она как-то странно, одновременно искренне и нарочно вздохнула. Очень быстрым шагом пошла вперед.

***

Мне пришлось ее догонять. Я пытался идти не отставая, но она шла нарочно быстро и неказисто, как бы в знак того, что ей очень не хочется идти рядом. «Я весь этот год думал о тебе почти каждый день, когда выходил на свою кухню и думал о той кухне, на которой мы каждое утро завтракали. На нем было столько всего, что ты называла его скатертью самобранкой»

Н вдруг остановилась, посмотрела на меня очень яростно. Чуть отошла в сторону, взяла немного грязного снега, лежащего у обочины, подошла ко мне и всей ладонью размазала его по моему лицу.

«Да-а-а, вот какая скатерть самобранка!»

Я почувствовал вкус земли и запах бензина. Оттолкнул Н и тут же схватил за руку. Вспомнил, какое маленькое у нее запястье. Н попыталась вырваться. Я удержал. Она начала ругаться, а потом закричала. Попыталась ударить меня другой рукой. Я смог увернуться, но выпустил ее руку. Она побежала.

В детстве Н занималась легкой атлетикой, поэтому догнать ее даже в хорошей форме у меня было не много шансов. Но догонять ее мне не пришлось.

Почти сразу она вбежала во двор. Через него мы часто возвращались домой летними сумерками, в которых цвет неба медленно переходил от темно-синего к черному, а фонари вокруг, как упавшие звезды, горели бледно-желтыми точками.

В самом центре двора стоит небольшая игровая площадка, а рядом с ней фонтан и статуя девушки. Н вбегает в желтый свет фонарей как на большую театральную сцену. Она бежит через двор и вот-вот выбежит на другую сторону. Я только успею увидеть ее уменьшающуюся фигуру в далекой уличной арке. Но вдруг навстречу из темноты подъезда выходит человек в форме. У Н плохое зрение, и она замечает его только в самый последний момент. Он видит ее и делает несколько шагов навстречу. Может быть, он беспокоится, хочет помочь. Но Н, встретившись с ним почти лицом к лицу — как два близких человека в ожидании объятий — резко поворачивается, бежит в обратную сторону (то есть прямо ко мне) и не замечает, как человек в форме держит ее за небольшую заплечную сумку.

***

Когда мы только познакомились, Н часто употребляла. О том, что это было, на сайте синомы.орг написано так: «вещества», «яд», «кайф», «дурь» и т.д.

Я долго уговаривал ее бросить. Что-то менялось в ней в эти моменты. Я не мог находиться рядом; иногда меня даже бросало в легкую дрожь, когда я видел ее такое лицо. Или когда она в эти моменты просила меня о близости с ней. «Трахни меня», — говорила она.

Что-то внутри меня слегка надламывалось..

А однажды, когда мы вышли из самолета в аэропорту курортного города, она просто так, ни с того, ни с сего странно улыбнулась. Она улыбалась так, когда была в таком состоянии, но сейчас было что-то другое. Мы сели в такси, она попросила мой рюкзак и достала из маленького неприметного кармана небольшой пакетик. Я очень разозлился на нее, а она засмеялась.

Поэтому когда полицейский схватил ее сумку и потянул на себя, Н тут же попыталась вернуть ее. Я стоял очень далеко и не мог разглядеть выражение ее лица, но мне кажется, что пытаясь вернуть себе сумку, она смотрела на меня. Я очень быстро оказался рядом и
без раздумий прыгнул на человека в форме. Н вырвала сумку и убежала.

Я лежал на асфальте, покрывшемся от мороза искрящейся ледяной коркой и пытался вспомнить номера нужных статей уголовного кодекса.

Фигура каменной девушки смотрела на меня свысока — но не без жалости. В этом свете она была похожа на Н.

***

Н стоит в подъезде, на самом верхнем этаже. На ее лицо падает желтый свет — так же, как он падает на лицо девушки-статуи. Свет настолько жесткий, что кожа на лице Н выглядит как сухая земля.

Н стеснялась и часто укрывала щеки платком. Давно — я совсем не помню, что это был за день — она вышла из дому так, без всего. Яркое солнце освещало все трещины ее кожи, но я не видел там ни одной. Что это значит? Я удивлённо смотрел на нее. Она заметила это, повернулась и посмотрела на меня в ответ. Потом улыбнулась спокойной и ясной, пусть и не без торжества, улыбкой. Больше я не видел ее в платке..

Но когда она стоит на верхнем этаже темного подъезда, она не помнит этого дня. У нее, как я уже сказал, бирюзовые блестки и платье на голое тело. Щурясь она старается увидеть через окно, как двое полицейских ведут меня через невыносимо длинный, залитый грубым желтым светом двор. Напомню, что у нее плохое зрения, и поэтому она видит только размытые пятна, медленно двигающиеся по бледно-желтой аллее.

За окном гаснут уличные фонари. Двор сер, на его алее нет размытых пятен. Н смотрит через окно и о чем-то думает. Ее взгляд резко меняется — как у человека, которому только пришла в голову хорошая идея. Н спускается по лестнице с пугающе довольным видом, очень спокойным. Так она похожа на героиню фильма «Ночи Кабирии», она тоже идет через финал фильма прямо в другую жизнь.

Ей кажется, что теперь мы снова сможем видеться. Раз в месяц (и это минимум!) у нас будут свидания.

2021