Уже четыре месяца у меня не было девушки. Я решил, что больше так не могу и вышел на улицу.

Там было тепло, поэтому я смог надеть свою любимую коричневую кожаную куртку с заплаткой в виде хирургического шва. Она досталась мне почти случайно: я поехал на вещевой развал, увидел ее издалека, подошел, поторговался, купил — она стоила примерно на 50 рублей дороже кружки отвратного пива в рюмочной, — был очень доволен. В ней я выглядел, по выражению моего друга, как бандит из фильмов про 90-е. Слышать такое приятно.

Я стоял на улице, я не знал, куда пойти. Обычно с Л мы ходили в бар, сидели там допоздна, потом немного гуляли, она вызывала такси, в машине клала свою голову мне на плечо — в такси мы никогда не целовались, – а дома долго и громко занимались любовью. Спать с Л было очень здорово, но она почти никогда не смотрела в глаза. Однажды когда она была сверху, я резко взял ее за волосы, притянул к себе — ей так нравилось, поэтому все в порядке, — поцеловал, а потом долго смотрел. Она тоже смотрела, потом как будто что-то случилось, она отвернулась и едва не расплакалась. Я тоже не смог продолжить.

Утром, когда я приготовил завтрак, Л вышла из душа и попросила меня уехать. На ее спину падала светлая утренняя бледность облаков. Л стояла вполоборота, опустив голову, пола халата чуть съехала и была видна совсем маленькая, почти мальчишеская грудь — красный и острый сосок. Завтрак остывал на тарелке, от него шел легкий пар. Было немного горько уходить не позавтракав.

С тех пор прошло четыре месяца.

..Я могу найти женщину, но иногда это для этого нужно приложит усилие. Я не люблю прилагать усилие, чтобы найти женщину. Я вышел на улицу и подумал пойти в бар. В баре было пусто. А ещё – как-то невыносимо. Не то скучно, не то тоскливо. Когда я вошёл, несколько человек обернулись на меня, и хотя одной из них была хорошенькая молодая девочка, которую я немного знал, я почти сразу развернулся и быстро шагом вышел за дверь, — и подальше, подальше отсюда.

Стыдно признаться, но с некоторыми своими женщинами я познакомился через мобильное приложение для знакомства. Даже неловко говорить о таком. Но это так. Потому что у меня там довольно неплохой профиль: выразительные фотографии, смешная фраза в описании. Всё-таки, и мне это не раз говорили, с первого взгляда ко мне мало кто готов подойти, но поговорив, все может очень сильно измениться. Своими долгими пространными рассуждениями, в общем, не лишенными любопытных и искренних вещей, я могу произвести впечатление – хотя, может быть, только на совсем юных, можно сказать, не вполне опытных девушек. Хотя и с опытными это тоже прокатывало..

Но сейчас заходить в мобильное приложение и пытаться там с кем-то познакомиться казалось делом невозможным. Я оказался в сквере и решил там посидеть.

Пока я сидел в сквере, мимо, по аллее вдали, прошла девушка (хотя трудно было сказать наверняка, парень это или девушка — я просто заранее решил избавиться от этой двусмысленности). Она шла очень медленно, иногда останавливаясь, словно что-то изучая. Но не вокруг — ее голова была опущена, может быть, она изучала что-то в себе. Издали я увидел, как она подходит к красному таксофону. Откуда у нее карточка? Таксофоны все еще работают? Она сняла трубку, набрала номер. Кажется, я видел, как загорелась какая-то табличка — может быть, время, доступное для разговора. Она говорила, я это видел. Может быть, она была на отходах. Тогда все сходится. Я решил подойти ближе.

Громкий, навязчивый уличный шум. Люди куда-то спешили, выгуливали безучастно глядящих собак, скулящих детей. Я стоял на другой стороне дороги, а девушка все говорила и говорила. Или мне это показалось? Она положила трубку и очень медленно и немного косо пошла вперед. У нее была заплечная сумка, белые волосы, — и что-то не то в глазах, в направлении взгляда. Она смотрела под ноги, но ничего под ними не видела. Я пошел за ней.

Я шел позади, очень медленно, почти крадучись. Стояли сумерки. В их свете, а потом как возникшем из ниоткуда свете уличных фонарей, кожаной куртке, этом городе я, наверное, напоминал героя литературного произведения. Чего я хочу от нее? Она не казалась мне привлекательной. Но так, как она, не ходит никто. В ее движениях — даже если вдруг она была на отходах — была выразительность, болезненная или естественная, трагическая или обыденная, — но это в себе что-то еще содержало. Люди давно ходят никак, у них нет образа движения. К тому же, я должен напомнить, у меня четыре месяца не было девушки.

..Она свернула в знакомый мне двор. Это было забавно, потому что за несколько секунд до этого я решил не преследовать ее: все-таки я был усталым и уже хотел выпить, и через этот двор срезать до другого бара. Но она свернула туда. Я свернул за ней. Она прошла — очень медленно — вдоль огромной вытянутой стены и села на землю. Это странное место — один огромный пустырь в центре города, в квадрате между домами. Может быть, здесь некогда было кладбище, которое побоялись переносить, может быть, это место под станциями метро, которое нельзя как-то застраивать — но там было просторно и пустынно и там редко встречалась полиция.

Девушка сидела так, раскинувшись своим взглядом перед пустырем, вдохновенная как художник-пейзажист, кажется, очень худая и грязная, с белой кофтой, торчащей из-под расстегнутой черной куртки.

Я подумал, что где-то здесь она наверняка и ночует: высокие стены, высокие кусты, рядом вытяжка, теплый воздух. Но еще я подумал, что если она не останется и все-таки куда-то пойдет, то может быть, ей очень плохо и она что-то с собой сделает. Я представил высокую арку моста и ее, стоящую на перилах; себя, стоящего чуть поодаль, подглядывающего. Как долго она летит? Мне стоит ее остановить, утешить, пригласить к себе? Это сцена из европейского кинофильма, я не готов на такое пойти.

Но для этого я должен был еще какое-то время подождать, сесть на лавочку в отдалении, закурить и сквозь дым и кусты волнительно ее разглядывать. Но я не хотел: я, напомню, устал, и уже не хотел никакой женщины, разболелся живот, нужно просто пойти домой, запереться в квартире, выспаться в одиночестве. И все же мне было интересно: вряд ли же я увижу ее еще раз. Поэтому — чтобы поскорее со всем разобраться— я пошел к ней навстречу, быстрым, решительным шагом; может быть, даже слегка отчаянным.

Пока я шел, она не смотрела на меня; вообще, она сидела, глядя вокруг как разглядывая картину в музее. Я шагал быстрее и громче, но она не реагировала. Наконец я подошел. Рядом с ней очень плохо пахло. Я едва сдержался, чтобы не поморщиться, но мысль о ванной комнате и женском теле под теплой водой меня утешила.

Я сказал:

— Наверняка, вам негде спать. А я могу проявить заботу и разделить с вами свою кровать. Может быть, вам даже не придётся со мной спать. Пойдемте.

...

— А если что — я очень хорошо занимаюсь любовью, с большим азартом и интересом. К тому же, у меня четыре месяца никого не было, представьте, с каким желанием мы, может быть, сольемся.

Она продолжала молчать, но я чувствовал, что теперь она внимательно слушает меня. Вдруг она чуть дернулась и, кажется, издала какой-то звук, похожий на легкий испуганный вскрик. От удивления она открыла рот и повела головой, как будто за чем-то следя у меня за спиной. Какой-то звук позади; что-то не так. Я обернулся. Мне показалось, что там только что проскочил конь, и кто-то на нем верхом, но я ничего не увидел, только что-то как будто оставило шлейф, а сейчас исчезло.

Девушка, все еще не глядя на меня, всхлипнула.

Но теперь передо мной сидел уже кто-то другой. Нежная, почти младенческая кожа. Те же светлые волосы, но чуть рыжеватые в последних закатных лучах. Бледные мраморные запястья с реками вен. Ведьмовское изящество длинных-предлинных пальцев. Темные, чуть не сверкающие глаза; и в них влажный блеск.

Она подняла голову: ее короткий, пронзительный снизу-вверх взгляд. Отерла слезы рукавом куртки (хотя это как будто была уже не куртка, а платье), встала, сказала:

— Нет, простите, может быть, в другой раз

Сказала очень просто, ничего особенного. Кажется, в следующую секунду она бы улыбнулась мне, но словно поймав себя на этой мысли, отвернулась и очень уверенно, но не торопливо пошла через заросли пустыря.

Я стоял и смотрел, как она удаляется, и с каждым ее шагом во мне росло желание здесь и сейчас овладеть ею.